Детство, опаленное войной
В свои 93 по энергетике и жизненной активности она легко даст фору многим 30-летним — даже в свободные от сельскохозяйственных забот январские дни Ольга Тофильевна уже думает о весенних работах в огороде. Сейчас она зимует у дочери в Лельчицах, а родной домик в деревне Чияне ждет свою хозяйку. Из этой хаты более 80 лет назад ее семье пришлось бежать в лес, а потом нацисты угнали всех, кроме мамы, в Германию.
Погиб, защищая семью
— Я умею работу всякую делать, какую только хочешь, петь, танцевать, с людьми самыми разными разговаривать, — начинает беседу Ольга Тофильевна, а в конце споет нам песню собственного сочинения.
О жизни после войны говорит с радостью и благодарностью, о родителях — с гордостью:
— Мама работала в колхозе полеводом и выращивала такой лен, какого в районе больше ни у кого не было: за это дважды приглашали в Кремль на съезд передовиков. Там ее Михаил Калинин наградил медалью «За трудовую доблесть».
Всего у Евдокии Петровны было шестеро детей (сейчас в живых осталась одна Ольга Тофильевна). Младшая дочь родилась в декабре 1944-го, а в 1943-м погиб старший сын — 16-летний парень партизанил в отряде под руководством Алексея Федорова.
— Брату и другим мальчишкам доверили ночью разводить в лесу огонь, на него ориентировались самолеты, которые доставляли партизанам боеприпасы. Потом отряд соединили с молдавским, а моего брата взяли туда писарем. Это был 1943 год. В это время нас с отцом поймали немцы, а когда брат узнал, то бросил писарскую работу и отправился воевать, через две недели его убили, — тут Ольга Тофильевна прижимает платок к глазам, плачет. — В этих боях участвовал мужчина из нашей деревни, он просил моего брата не выскакивать вперед, а тот отвечал, что будет защищать своих сестер и братьев.
Скитания по лагерям
— Как вы оказались в немецком плену? — задаю самый сложный вопрос.
Ольга Тофильевна тяжело вздыхает:
— Как налезли в наш район немцы в 1943-м, так вся деревня ушла в лес — построили курени и жили там. Фашисты зверствовали — как-то полную церковь людей напихали и зажгли. Одна женщина вырвалась, прибежала к нам в деревню и рассказала, что вся ее семья горит в этой церкви.
Плачет…
— В это время начали появляться партизанские отряды, мама стала помогать им: кормила, поила, хлеб пекла вместе с другими женщинами. За едой приезжали в час ночи, чтобы никто не видел и не предал. Маму могли убить за это, но она говорила: «Раз погибают мои детки, то пусть и я умру».
Потом и Лещинские (фамилия Ольги Тофильевны до замужества) ушли в лес, но на одном месте оставаться было опасно, ведь и среди партизан были предатели, поэтому семья запрягла волов в воз и собралась искать другое прибежище.
— Мама побежала в деревню за вещами, а на обратном пути увидела фашиста с пулеметом и так испугалась, что упала в болото и лежала там весь день, пока солнце не зашло. А нас с папой в это время нашли немцы и погнали в деревню Дубницкое, — вспоминает собеседница. — Наловили людей — гибель! Полный двор!
О том, жива ли мама, семья не знала до конца войны…
— Немцы согнали всех в хату, досками выход забили — мы думали, сожгут. Утром выпустили и заставили идти к озеру — хотели всех расстрелять. Посадили в три ряда, поставили пулеметы.
В Дубницком много лет жили две немецкие семьи — в одной из них узнали, что немцы планируют массовый расстрел мирных жителей, и пришли просить не убивать их.
— Мы слышим, что они там геркают по-немецки, а о чем — непонятно, — продолжает Ольга Тофильевна. — Видимо, не судьба нам была тогда погибнуть. Погнали всех дальше, в другую деревню. Там заперли в кошару и три дня не выпускали, не кормили, не поили. У батьки был кусок хлеба, так он нам по скибочке отрезал — так и выжили. В Дубницком мою старшую сестру Марусю немцы забрали и угнали в Германию.
И снова в путь. Больше сотни километров вели немцы изможденных детей, женщин и стариков в Петриков до паромной переправы.
— Нас батька предупредил: «Если волы испугаются и упадут в воду, то вы с воза скорее на паром прыгайте!» — наша собеседница снова плачет. — В Петрикове нас загрузили в товарняк, забили гвоздями двери, досками заколотили окна.
Людей привезли в немецкий Вупперталь и отправили на подневольные работы. По информации из открытых источников, за время Великой Отечественной войны в городе трудились около 20–25 тысяч подневольных рабочих и военнопленных.
— Там было четыре больших навеса, под ними полненько людей — не было где ногой стать. Детки голодные плачут, — делает паузу Ольга Тофильевна. — Мы были там три дня, а потом нас перегнали за 40 километров в чистое поле города Нойса — на нем одни битые самолеты лежали, нам приказали разбирать их на запчасти.
Через неделю — очередной город и новая работа для пленников:
— Выдали резиновые чоботы и отправили топтать капусту, которая лежала в бассейне: это ее так квасили. С утра до вечера нужно было трамбовать ее без остановки.
Мама увидела нас и обомлела
В Германии Лещинские пробыли два с половиной года.
— За все то время нам не выдали даже маленькой тряпочки, а не то что белья или одежды: что было в возу, то и носили, — перебирает печальные воспоминания Ольга Тофильевна. — Жили в зданиях, похожих на казармы, — двухэтажные койки, в комнате по 15 человек. Еда была плохая — нам варили брюкву, капусту, крапиву. Хлеба давали по 200 граммов на взрослого и по 100 — на дитя.
Хотя маленьких детей в лагере работать не заставляли, но при любой провинности жестоко били.
— Был там немец Эмиль — его потом пуля догнала, так люди на колени падали и молились Богу, что его убили. Ногой не там станешь — сразу палкой резиновой лупил всех без разбора. Да и кроме него хватало мучителей.
Отец после работы всегда спешил к детям, но однажды они чуть не остались сиротами:
— Забрали его копать окопы, сказали, что на три дня, а на самом деле не было несколько недель. Я осталась с братиком и сестричкой. Уже был 1945-й, советская армия вступила на территорию Германии, пулеметы строчили совсем рядом. Лагерь спешно расформировали — все люди побежали кто куда, а нам деваться без батьки было некуда.
Когда дети дождались отца, то вместе с ним больше месяца ходили по Германии. Младшенькую Таню возили на тачке для угля, которую взяли в лагере. Ели сухари.
— Пока батька окопы делал, немка в лагере жалела меня и давала больше хлеба — я его сушила и так насобирала целую торбочку. Запасалась, чтобы не умерли от голода мои сестричка и брат. Как-то вышли мы на шоссе и наткнулись на немецкую машину — нас забрали и отвезли в фашистский лагерь около Ольденбурга, там было 18 тысяч военнопленных. Мы пробыли в нем до 5 мая — когда в лагерь пришли разведчики, наши мужчины начали их в воздух подкидывать от радости! Люди заливались слезами…
Еще несколько месяцев Лещинские и другие узники пробыли в Германии — за это время изможденных людей откормили, чтобы хватило сил на обратную дорогу.
— После того как нам сообщили о победе, разрешили написать письма домой. Мы написали маме и даже Танину ручку обвели… Она получила это письмо, — вновь не может сдержать эмоций женщина.
Пленников постепенно отправляли в родные места — начали с Сибири, а жители Полесской области в списке оказались последними. В июне Лещинских переправили в Белосток, затем на целый месяц в Волковыск.
— Когда мы приехали наконец домой, мамы не было, а когда пришла и в окно нас увидела, то обомлела и упала. Я никогда не забуду, как она нас потом обнимала и целовала. Вот так для нас закончилась эта война.
